Когда я выбираю скамейку на приморском
бульваре…
Вы
здесь бывали.
Сиживали
на разных лавках,
Заколов
английской булавкой
Шарф
шерстяной.
Вы
не любили шерсть,
Но
берегли голос:
–
Он – всё, что у меня есть,
Он
– мой, а я его…
Я иду стороной теневой:
Старики и старухи
Обсели скамейки, как мухи.
Наверное, – внуки сапожников и портных.
Всматриваюсь в давно знакомые лица,
Думаю, кому из них
Вы здесь говорили:
–
Я люблю сплетни,
Обожаю –
Они
обжигают,
Как
морской ветер, моё горло,
С
ними живёшь голый,
Не
надо одеваться, форсить,
Живёшь,
ибо хочешь жить
Больше
всего на свете.
Когда
меня спрашивали, есть ли у меня дети,
Я
отвечала каждому ничтожеству:
Множество.
Потом это
можно было прочесть.
Ненавижу
шерсть,
Запах
её и масть.
Но с
жизнью надо ещё совпасть.
Вы
понимаете это!?
А
все мои дети –
Мои
аплодисменты –
Я
так говорила всем им,
Спросите
Париж, Токио, Рим,
Спросите
любую столицу…
Я ищу скамейку.
Вглядываюсь в лица:
Они темнеют и совпадают с закатом жаркого дня,
Согнавшего столько потов
С измученных жизнью тел,
Но я бы хотел
На этих лицах увидеть следы ваших слов,
Вашего голоса –
Вашего меццо-сопрано,
Густого, как запёкшаяся кровь рваной раны…
– Голоса – тираны, –
Вы
это сказали кому-то из них однажды, –
Их
жажду к верховенству
Не
утолить
Ни
страстью, ни совершенством…
А
хочется просто жить,
Ничем
себя не обнаружив,
Не
совпадать ни с кем,
На
лыжах лететь в стужу,
Чтоб
ветер звенел в виске,
И
вырывался наружу
Молитвою
о тоске,
Горло
сдавившей, как наст.
–
Не покупают нас,
Так
мне сказал мой агент, –
Лечи,
дорогая, голос.
Жизнь
раскололась,
Как
небо от удара грома – трясь! –
Не
покупают нас…
И
потекли потоки?!
Вы
так думаете?!
Не-ет.
Плакать
я не могу.
Только
петь и умею.
Да,
голос я берегу.
Он –
всё, что я в жизни имею.
И
прыгайте выше крыши –
Я-то
его слышу,
Облезлые
педерасты,
Здрасьте
Всем
вам с того света,
Где нету ни лыж, ни ветра…
Я ищу скамейку.
А солнце последней полушкой
Проваливается в пучину.
И свет зажигают в психушке
Женщины и мужчины.
Комментариев нет:
Отправить комментарий