Н.П. и Ю.К.
1.
Париж. День первый.
До обеда,
Пока ещё никто не ведал,
Что будет завтра, что потом,
Пока на площади Согласия
Искали голуби свой корм,
Общаясь меж собою гласными. —
Консьержери хранил прохладу.
Свой кофе, но без шоколада
Пила Мария.
Круасcан
Не принесли ей почему-то.
Её палач Анри Сансон
Пил кофе тоже в это утро,
Но с круасcаном.
Тяжкий сон
За ним всё утро волочился.
И парижанка, как волчица,
Вослед ему смотрела.
Он
Шёл на работу —
Молод, гож.
На узкой улочке дебош,
В соседнем переулке драка.
Он шёл, наследник палачей.
А в спину — камень злой: собака,
Убийца, смерти казначей.
Он шляпу придержал рукой.
Он шёл Марии дать покой.
…Века, как дети, сиганули,
Оставив лёгкий шум в ушах.
Париж. День первый.
Дождь июля
Застрял в каштановых ветвях.
2.
В Люксембургском,
После дождя,
Кублановского я поджидал.
А вокруг — как в периоде юрском —
Никого.
Только липы да я.
Да ушедшего ливня картечь —
Первобытная русская речь.
3.
На площади Вагезов
Не пахнет нынче фиш.
— Никто здесь не обрезан,
О чём ты говоришь!
Всё криво, словно в Риме.
Кафе у фонаря.
— Давай по сотке примем,
По-русски говоря.
4.
Сен Жермен-ан-ле
Так линейно прост,
Что, припав к земле,
Понимаешь: гость.
На сто тысяч вёрст.
На сто тысяч дней.
Встанет во весь рост
Сен Жермен-ан-ле.
И когда в глуби,
Размыкая свод,
Ангел протрубит:
Твой черёд —
Оглянись и пой.
И в шато небес
Уходи, как в лес, —
По прямой.
5.
Среди мусорных баков,
Не ропща на судьбу,
Поселилась собака
Со звездою во лбу.
В затихающем теле
Жил неведомо как
Дух земли и растений,
Дух людей и собак.
В леденеющих лапах,
Огрубело бугрясь,
Ещё теплилась слабо
Вся бульварная грязь.
И, наверно, прощая
Всех и всё навсегда,
Заряжаясь отчаяньем,
Не гасла звезда.
6.
В Париже мало урн. Но много саркофагов.
…Уборщику нужна немалая отвага
Дожить благополучно до утра,
Чтоб оживить достоинство нутра
У Пантеона под трёхцветным флагом.
Как хороша божественная влага.
Не помнит римскую цифирь — бедняга —
Всех королей, Республик номера.
И в небесах —все тучи — саркофаги,
А урны ни одной — хоть помирай.
К тому ж вина — на самом донце фляги.
Проснулось солнце. Спать ушли сутяги.
А на Шатле его ждёт личный ангел,
И шоколадно шепчет: я не сплю.
И пишет: папа, я тебя люблю —
Ручонкой шоколадной на бумаге.
7.
День последний.
Бульвар Капуцинов.
Лёгкий липовый мёд
После ливня ночного —
Как из мира иного
Золотисто сочится, течёт.
В полночь наш самолёт.
Только нет от Парижа вакцины
На столетья вперёд.
На скамейках проснулся бомжатник.
Раздаю сигареты,
Словно Ордена ратник.
На простынках бумажных — поэты,
Проститутки — Антуаннеты —
Все готовы на праздник.
В колпаке своём остроугольном —
Обезьяна и клоун —
Синеве раздавая поклоны,
Меж скамеек, как по угольям
Отошедших столетий, иду.
Ничему, что реально, не веря.
Вижу утреннюю звезду.
Не она ль у ремонтных барьеров
Мне назначила встречу с Бодлером?!
День уходит куда-то аллеей.
И уже понимаю, светлея,
Что под шелест, медовый и влажный,
И под липовой тяжестью света —
Не лихой, не бездомно-отважный,
Но с Марией Антуанеттой
Я усну на простынке бумажной.
1.
Париж. День первый.
До обеда,
Пока ещё никто не ведал,
Что будет завтра, что потом,
Пока на площади Согласия
Искали голуби свой корм,
Общаясь меж собою гласными. —
Консьержери хранил прохладу.
Свой кофе, но без шоколада
Пила Мария.
Круасcан
Не принесли ей почему-то.
Её палач Анри Сансон
Пил кофе тоже в это утро,
Но с круасcаном.
Тяжкий сон
За ним всё утро волочился.
И парижанка, как волчица,
Вослед ему смотрела.
Он
Шёл на работу —
Молод, гож.
На узкой улочке дебош,
В соседнем переулке драка.
Он шёл, наследник палачей.
А в спину — камень злой: собака,
Убийца, смерти казначей.
Он шляпу придержал рукой.
Он шёл Марии дать покой.
…Века, как дети, сиганули,
Оставив лёгкий шум в ушах.
Париж. День первый.
Дождь июля
Застрял в каштановых ветвях.
2.
В Люксембургском,
После дождя,
Кублановского я поджидал.
А вокруг — как в периоде юрском —
Никого.
Только липы да я.
Да ушедшего ливня картечь —
Первобытная русская речь.
3.
На площади Вагезов
Не пахнет нынче фиш.
— Никто здесь не обрезан,
О чём ты говоришь!
Всё криво, словно в Риме.
Кафе у фонаря.
— Давай по сотке примем,
По-русски говоря.
4.
Сен Жермен-ан-ле
Так линейно прост,
Что, припав к земле,
Понимаешь: гость.
На сто тысяч вёрст.
На сто тысяч дней.
Встанет во весь рост
Сен Жермен-ан-ле.
И когда в глуби,
Размыкая свод,
Ангел протрубит:
Твой черёд —
Оглянись и пой.
И в шато небес
Уходи, как в лес, —
По прямой.
5.
Среди мусорных баков,
Не ропща на судьбу,
Поселилась собака
Со звездою во лбу.
В затихающем теле
Жил неведомо как
Дух земли и растений,
Дух людей и собак.
В леденеющих лапах,
Огрубело бугрясь,
Ещё теплилась слабо
Вся бульварная грязь.
И, наверно, прощая
Всех и всё навсегда,
Заряжаясь отчаяньем,
Не гасла звезда.
6.
В Париже мало урн. Но много саркофагов.
…Уборщику нужна немалая отвага
Дожить благополучно до утра,
Чтоб оживить достоинство нутра
У Пантеона под трёхцветным флагом.
Как хороша божественная влага.
Не помнит римскую цифирь — бедняга —
Всех королей, Республик номера.
И в небесах —все тучи — саркофаги,
А урны ни одной — хоть помирай.
К тому ж вина — на самом донце фляги.
Проснулось солнце. Спать ушли сутяги.
А на Шатле его ждёт личный ангел,
И шоколадно шепчет: я не сплю.
И пишет: папа, я тебя люблю —
Ручонкой шоколадной на бумаге.
7.
День последний.
Бульвар Капуцинов.
Лёгкий липовый мёд
После ливня ночного —
Как из мира иного
Золотисто сочится, течёт.
В полночь наш самолёт.
Только нет от Парижа вакцины
На столетья вперёд.
На скамейках проснулся бомжатник.
Раздаю сигареты,
Словно Ордена ратник.
На простынках бумажных — поэты,
Проститутки — Антуаннеты —
Все готовы на праздник.
В колпаке своём остроугольном —
Обезьяна и клоун —
Синеве раздавая поклоны,
Меж скамеек, как по угольям
Отошедших столетий, иду.
Ничему, что реально, не веря.
Вижу утреннюю звезду.
Не она ль у ремонтных барьеров
Мне назначила встречу с Бодлером?!
День уходит куда-то аллеей.
И уже понимаю, светлея,
Что под шелест, медовый и влажный,
И под липовой тяжестью света —
Не лихой, не бездомно-отважный,
Но с Марией Антуанеттой
Я усну на простынке бумажной.
Комментариев нет:
Отправить комментарий